3 ноября на кинофестивале «Лучезарный Ангел» была показана картина «Никита» (Россия, 2025) режиссеров Николая Бурляева и Дмитрия Чернецова. Это документальный фильм-исповедь по мотивам одноименной повести Николая Бурляева, созданный к 80-летию Никиты Сергеевича Михалкова. Перед показом мы побеседовали с Николаем Бурляевым о его новом фильме.

 

О людях судьбы

 

– Николай Петрович, фильм «Никита» из вашей серии «Люди моей судьбы»?

– Это не серия, хотя, действительно, уже четвертый документальный фильм о судьбоносных лично для меня явлениях и людях. Я ранее не предполагал, что буду работать в документалистике, но сделал фильм под названием «Отменившие войну» (2019) о командире группы бойцов «Альфа», который в 1993 году отказался выполнить приказ Ельцина о расстреле депутатов Белого дома и всех спас, вывел оттуда. Потом я с этим человеком познакомился, и он стал для меня героем моей жизни. Это Владимир Ильич Келехсаев – полковник группы «Альфа».

Далее я снял фильм «На качелях судьбы» (2016) к 30-летию кинофорума «Золотой Витязь». Потому что кто, кроме меня, может показать историю о том, как мы прорывались в постперестроечное безвременье?

А дальше появился фильм «Боже! Чувствую приближение Твоё!» (2023) об Андрее Тарковском. Это человек моей судьбы.

И вот, когда мы с моим сорежиссером Дмитрием Чернецовым окончили этот фильм, он спрашивает: «Ну что будем делать дальше?». У меня поначалу было отторжение, я отвечаю: «Я же не для этого учился во ВГИКе, чтобы делать документальные фильмы».

Однако, оставшись в тот вечер один дома, я подумал: «Просто так я не буду снимать, только о том, что крайне важно для меня – о людях моей судьбы. О Тарковском я снял, теперь кто? О Никите Михалкове!» В моей книге «Жизнь в трех томах» через 3-4 страницы я всё время пишу о нём. А это огромный труд, по 420 страниц в каждом томе.

 

Школа рабочей молодежи

 

Мы знаем друг друга 66 лет, с самого детства. Вместе учились, я его и затащил в школу рабочей молодежи для творческих детей, соблазнив тем, что мы учимся всего три дня в неделю, а он – пять-шесть. Это была удивительная школа, которую посещали дети труппы Большого театра, ансамбля Моисеева, известных фигуристов. Моими одноклассниками были Татьяна Тарасова и Алексей Куланов, который, окончив школу, стал чемпионом мира, Европы, Олимпийских игр. Я все это Никите рассказываю, что там потрясающие педагоги, учиться всего три дня в неделю. Ему эта идея понравилась, и он пришел к нам и окончил эту школу.

Дальше Никита (а он на 9 месяцев постарше меня) поступил в Щукинское училище. А я уже с самого детства был артистом Академического театра Моссовета, у меня и пропуск был в Академический театр. Играл с Мордвиновым, Марецкой, Орловой, Раневской, Пляттом. И вот, окончив школу, прихожу к главному режиссёру Завадскому, говорю: «Что мне дальше делать, Юрий Александрович?». Он отвечает: «Ну, как же, ты же артист». Взял трубку и звонит ректору Щукинского училища: «Боря, у меня вот такой чудный мальчик Коля Бурляев. Ты видел фильм “Иваново детство”? Прослушай Колю!».

Я пришел, прочитал лично ректору то, что мог, и он мне говорит: «Понимаете, первый курс набран, вы опоздали». А это был уже октябрь месяц. «На будущий год приходите». И вот что такое судьба! На этих словах открывается дверь и в кабинет заглядывает педагог училища, Юрий Васильевич Катин-Ярцев, как оказалось, мой троюродный дядя. Я даже не знал, что у меня есть дядя, а он не знал, что у него есть племянник. И он прямо с порога говорит: «На втором курсе есть два места. Забрали двух мальчиков в армию». А это как раз брата моего взяли, он там учился. И я прямо из кабинета ректора попадаю к Никите в аудиторию. И так мы стали вместе с ним учиться.

Это не попало в фильм, но в картину попало то, что было дальше.

 

Первый актер Никиты Михалкова

 

Ведь я у Никиты Сергеевича – первый актер в его жизни, с кем он попробовал режиссуру на нашем курсе.

Он мне однажды говорит: «Коля, давай поставим “Двенадцать разгневанных мужчин”, ты фильм видел?» И стал объяснять, что во время суда присяжных один человек идет против всех и ломает ситуацию. «В американском фильме главную роль играет Генри Фонда, супермен, а у нас ты будешь это делать». И мы начали репетировать.

Но когда он увлекся работой, его отчисляют из Щукинского училища!

Это я в фильме рассказываю: о том, как Михалков, преодолевая унижение и стыд, отчисленный из училища, выгнанный, каждый вечер ожидает, когда уйдут все педагоги, мы ему открываем окошко, он залезает и продолжает эту работу. Так он увлекся и сделал фильм на потрясающем уровне, к нам вся Москва ездила смотреть. С этого он начался как режиссер.

Это человек моей судьбы, которого я открываю все время. Вроде бы все знаю про него, а он про меня, прошли такой отрезок жизни – 66 лет, и не только не потеряли уважение и любовь друг к другу, но все время обнаруживаем что-то новое – это удивительно!

 

Зависть – самый страшный грех

 

– Вы называете Михалкова великим режиссером?

– Да, это я его так назвал, и теперь его так и будут называть. Мы ему дали 32 года назад на нашем кинофоруме «Золотой Витязь» премию за выдающийся вклад в кинематограф. Это Золотая медаль имени С.Ф. Бондарчука. Я уже тогда понимал, что это выдающийся режиссер. Прошло 32 года, сейчас я говорю, что это великий режиссер. Я работал с великими кинематографистами – Андреем Тарковским, Андреем Кончаловским и Валерием Тодоровским. Но Никита Сергеевич – это какое-то Божие явление.

 

– Даже по факту своего рождения в семье Михалковых-Кончаловских...

– Это естественно, да, генетика сыграла свою роль, я в фильме показываю его родословную, его древо тянется – до Рюриков. И я его открываю как режиссёра.

Естественно, я видел его работы фильм за фильмом, но отношение к нему было еще и навеяно окружением. Зависть-то всегда была к Михалковым, ко всем абсолютно: и к отцу – автору гимна и соратнику Сталина.

 

– В фильме сам Михалков говорит, что зависть – самый страшный грех, из-за которого распяли Христа...

– Михалковы – люди самодостаточные, не бедные, им всегда завидовали. Никиту Сергеевича оплевывали очень-очень-очень долгое время, особенно в постперестроечное.

Уничтожение его фильмов «Утомлённые солнцем – 2» (2010), «Цитадель» (2011) начали готовить за 8 лет до выхода, по трейлеру, который он показал, анонсировав, что будет делать картину. «А, да что он там снимет, этот сталинист, Михалков?!» И они это подготовили, им Запад помог, и про это в фильме есть.

Никита рассказывает, как они приехали в Канны, а там вся пресса пишет о сталинисте Михалкове. Подготовили общественное мнение и здесь, и там. И когда окончился фильм и начались аплодисменты, то у Никиты было ощущение, что они издеваются над ним. Потому что до этого он читал прессу, что это провально, уже все ясно, и вдруг – 20-минутный шквал аплодисментов. Я включил эти кадры в фильм и показываю, что это был триумф. Но приз не дали, и наша пятая колонна написала: «Ура, мы сделали это!»

 

Табуретка будет играть

 

Так вот, он просто великий режиссер, знающий все системы – от Станиславского до Чехова и Крэга. Он всё знает, но имеет свою систему – систему Михалкова. Он когда-то говорил, что у него даже табуретка будет играть. Это правда.

Пять лет назад он мне вдруг звонит, говорит: «Охренительная авантюра, Коля, я хочу, чтобы ты у меня поиграл в «12»».

Я ему объяснил, что я бросил театр, что это абсолютно не входит в мои планы. Но к нему я не мог не прийти. Было интересно посмотреть, какой он сейчас стал. И я пришел. И, хотя я работал, как я говорил, с великими режиссёрами, никто мне не выстраивал роли. Мне давали сценарий – «Иваново детство», «Военно-полевой роман» – я читаю и вижу, как это сделаю. А дальше – какие-то отдельные детали режиссёры проговаривали, что-то шептал мне на ухо Андрей Тарковский, что-то говорил Валерий Тодоровский, одну-две фразы. Здесь я прочитал эту пьесу и представил, как её сделать. И я начал репетировать, пришел на читку пьесы.

А я ненавижу читку пьесы, это халтура всегда. И репетиции я ненавижу, я включаюсь на команду «мотор». Он мне говорит: «А я обожаю репетиции». И я не то чтобы полюбил репетицию, но я полюбил Никиту на репетициях, как он их ведет – потрясающе. А со мной как он работает – как никто вообще.

И вот я играю – а он меня не хвалит. Я вообще не понимаю, в чем дело. Иным своим бывшим студентам что-то говорит, отмечает, а мне – ничего. И на одной из репетиций, на первом монологе мне из зала как закричит: «Коля, про**рал монолог!»

Я думал, что мне, уйти, что ли? Мне, Народному артисту, такое никто никогда не говорил. А он на сцену бросился, показывая мне, как надо играть. Я смиряю гордыню свою, понимаю, что он прав. Чем всё закончилось? Окончилось премьерой в Большом театре.

Играю я этот монолог, смотрю на него, он мне показывает два больших пальца вверх. Сейчас на каждом спектакле так хвалит! «Коля, ты гений, ты превзошел себя!» Я говорю: «Я себя не превзошел, я буду играть все лучше и лучше». И действительно: сейчас мы уже дали 110 спектаклей, обычно угасает интерес публики. А у нас идёт все время вверх. И я играю ради того, чтобы от него услышать после монолога: «Коля! Да ты страдаешь, блестяще!»

А до этого спектакля я не был 55 лет на сцене, бросил театр принципиально, решил больше не читать чужие тексты, а делать что-то своё. А он сказал: «Мы покажем это всей России». И мы проехали за четыре с половиной года сорок пять городов. Сейчас мы приехали из Бишкека.

 

– Вы как-то сказали, что не любите профессию актёра, что вообще не видели умных актёров.

– Это Тарковский говорил, что он в жизни не встречал умных актёров. Были красивые, обаятельные, эмоциональные, а умных – никогда. Нет! Видел одного умного актёра в фильме Бергмана «Земляничная поляна», но и тот оказался режиссёром.

 

– А у Михалкова всё-таки есть умные актёры?

– Он может табуретку заставить играть, это правда. Вот у него 12 табуреток, и я туда же. Он нас всех сделал, и он поверил каждому.

 

Художественный вымысел и историческая правда

 

– Как вы думаете, каковы главные требования к художественному кино, которое описывает жизнь конкретной исторической личности? Как совместить художественный вымысел с исторической правдой?

– Это очень сложный вопрос, я его иногда решаю, когда касаюсь исторической темы. Фильм «Лермонтов» (СССР, 1986) – история конкретной исторической личности. Было шесть лет работы над фильмом, это погружение в жизнь Лермонтова, изучение всего, что он написал, всего, что о нем написано, правды и неправды.

Но самое главное, чему я учу моих студентов во ВГИКе, – это исповедь самого автора на экране, даже если ты берешься делать фильм о великой личности. Вот я взял Лермонтова, это и моя исповедь, и Лермонтова через автора.

Второе – у меня была задача не опускать эту личность. Это свойственно для кинематографа и мирового, и нашего, которые касаются классиков и опускают их до собственного ничтожного уровня. А нужно дотягиваться до них и очень бережно к их жизни относиться.

Кстати, как относился Сергей Бондарчук к Толстому, к «Войне и миру», как он тщательно работал над текстами! Себя нужно проявить, исповедоваться через твоего героя. И самое главное, чтобы твой фильм имел катарсис, чтобы он поднимал душу человека. Показывать можно всё что угодно, но нужно приводить к катарсису и к метанойе, к просветлению, к возрождению, к покаянию. Это сложный вопрос, и наше рыночное кино, и мировое, оно издевается над классиками. Над Моцартом американцы поиздевались, мы над Буниным поиздевались, психопата показали в фильме «Дневник его жены» (Россия, 2000) режиссера А. Учителя.

 

Песня души

 

– А вас самого что больше всего впечатлило в интервью с Никитой Михалковым?

– Он интересно отвечает на вопросы об отношении к смерти. О святости, о грехе хорошо говорит. Он отвечает по-своему, но очень точно, глубоко, и я удовлетворён этими ответами. Я же за ним наблюдаю уже 66 лет, причём разными глазами, иногда даже поддаваясь влиянию окружения. Хотя я его знаю прекрасно, но всё равно о нём что-то говорят. И уши-то открыты, и ты думаешь, а не наигрывает ли он это всё? Я с самого детства видел, как он общается с людьми – открыто, от сердца к сердцу, будь то Рихтер или простой рабочий. И я думал, что, может быть, он играет это всё, всё-таки это Михалков? Он так обнимается, всех любит. А он действительно всех любит.

В фильме я пытался сформулировать главную тему Михалкова. И задаю ему вопрос: «У каждого большого художника есть одна песня души, которую он поет. Вот у Тарковского – это жертва, Жертвоприношение. Каждый фильм у него жертва, всегда. А у тебя какая тема, песня души?» Он без промедления отвечает: «Любовь». С ходу.

Я надеялся, что я открою зрителям Никиту Сергеевича такого, какого они еще не знают, но какого я знаю – любящего. Что уйдет этот сор пятой колонны, который к нему пытаются прилепить по любому поводу.

И надеюсь, что это удалось. Люди признаются: «Мы хотим еще раз этот фильм поглядеть».

 

– В этом фильме заявлена тема любви. И тут же вы говорите о лидерстве: «Быть первым на Руси – тяжелый крест».

Как лидер общественного мнения Никита Михалков традиционно поднимает в своем «Бесогоне» острые политические темы. Не смешение ли это жанров?

– Никакого смешения нет. Каждый подлинный художник – не только художник, он еще и гражданин. «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан», – Некрасов писал, прекраснейший поэт. Это абсолютно взаимодополняющие вещи. И Никита Сергеевич вышел на такой уровень, когда он и художник великий, и, как оказалось, удивительный гражданин, патриот своей страны.

Весь род Михалковых всегда служил Господу, Царю и Отечеству. За что упрекали иногда того же отца Михалкова? За то, что он автор гимна, со Сталиным общается. Да, они служили Господу, Царю и Отечеству. И Никита Сергеевич этим занимается всю жизнь.

 

– Как удалось сохранить в памяти столько фактов? Вы писали дневники?

– Ну, конечно, я записывал. Как за Тарковским записывал, так и о Никите писал, потому что я понимал, что должен это делать. Описывал, например, наше общение в Сербии. Но это литература, а когда мы начали делать фильм с Димой Чернецовым, то это уже совершенно иной жанр. Экран имеет свои законы. Но как-то потихонечку всё выстраивалось. Дима вдруг отыскал интересные кадры, когда уже шел монтаж фильма...

 

Неоконченное интервью

 

Самое трудное было взять интервью у Никиты. Потому что он жутко занят. Я ему говорю: «У меня уже заканчиваются все сроки, или ты заболеешь, или я заболею, или я умру, или ты умрешь, понимаешь? Ну давай в день спектакля встретимся, в наших декорациях «12»». И он дал нам два часа, я к нему приехал в Щепачиху (Нижегородской области. – Ред.). И мы записали интервью.

Он вдруг начал рассказывать интересные вещи о том, как он умирал в армии, замерзал зимой в минус 52 ^оС во льдах. Дима монтирует – и вдруг на youtube находит кадры, как он замерзает. Оказывается, там был оператор. Никита мне говорит: «А где ты взял эти кадры?» Он и сам-то не знал, что они есть. Потом мне надо было показать его интервью в Каннах, когда он жёстко высказался по поводу бомбардировки НАТО Югославии, сказал, что это преступление. И это отыскали. Как и кадры нашего общения с президентом Слободаном Милошевичем. Я думал, что там не было камеры, а она была. И так всё складывалось.

 

– А сколько продолжалось это интервью по времени?

– Два часа.

 

– Всего два часа – и такой фильм?!

– Я из этих двух часов интервью взял для фильма всего 15-20 минут.

И думаю, что мы сделаем еще отдельный фильм – все эти два часа целиком. Интересно послушать все, что он говорит.

 

– У Тарковского есть несколько знаковых фильмов. Для вас какой фильм самый главный у Никиты Сергеевича?

– Да я всё время для себя что-то новое открываю. Ведь и к фильму Андрея Тарковского поначалу у меня тоже было своё особое отношение. Я не понимал «Андрея Рублёва» (СССР, 1966). И когда была премьера, мы с Андреем ездили, показывали, мне казалось, что все у него как-то очень затянуто. Ну, что ж ты так тянешь? Такие долгие планы! А мне надо было дорасти до этой картины! Это сейчас я понимаю, какое это чудо, какой это великий фильм – «Андрей Рублёв».

И картины Никиты Сергеевича я раньше видел: «Раба любви» (СССР, 1975), допустим, или «Неоконченная пьеса для механического пианино» (СССР, 1977). Но сейчас, когда я его открываю (а я посмотрел по телевидению в дни юбилея «Неоконченную пьесу для механического пианино» еще раз), я был потрясён, какая это тончайшая режиссура, пропущенная через сердце художника, какие отношения, какая глубина!

 

Рынок – катастрофа для кино

 

– Есть ещё люди вашей судьбы, о которых можно ожидать новые фильмы?

– О Николае Дмитриевиче Мордвинове мы уже сделали картину. Ее режиссером стала Татьяна Карпова, я выступил генеральным продюсером фильма «Великий Мордвинов. Жизнь артиста» (Россия, 2005). Кого-то ещё для подобного документального фильма на очереди сейчас нет. Мне бы снять игровые фильмы, есть три интересные темы, которые пока не буду раскрывать.

 

– Тоже исторические личности?

– Две исторические, один наш современник.

 

– Николай Петрович, можете выделить главную тенденцию в современном кинематографе?

– Халтура – самая главная тенденция. Рыночная халтура. С эффектной пустотой. Доходный промысел царствует в кино – мировом и в нашем. Рынок – это катастрофа для кино. Просто не надо ждать успеха в первый уикенд. У «Андрея Рублёва» не было мгновенного успеха. До настоящего кино зрителю надо дорастать.

 

Беседовала Ольга Каменева