Интервью с экспертом Духовного экспертного совета, настоятелем Пятницкого подворья Свято-Троицкой Сергиевой лавры, доцентом Московской Духовной Академии, главным редактором научно-богословского портала Bogoslov.ru протоиереем Павлом Великановым.

– Отец Павел, скажите, пожалуйста, каково Ваше впечатление от современного отечественного кино? Насколько оно нравственное или безнравственное, христианское или антихристианское? И как христианину к этому всему относиться?

– Я бы начал с того, что кинематограф – очень специфическое явление в культуре любого общества. Он отражает происходящие в нём глубинные процессы. Если посмотреть на отечественный кинематограф, можно заметить, что его кризис обусловлен во многом тем, что уже наигрались в подражание Голливуду, и стало понятно, что лучше, чем Голливуд, мы не сделаем. Можем ли мы предложить что-то другое? Происходят какие-то подвижки. У отечественного зрителя есть запрос на картины, которые отражают всю сложность того периода, в котором мы сейчас находимся. Естественно, эти фильмы не могут восприниматься всеми одинаково, но они побуждают к тому, чтобы, как минимум, начать говорить об этих проблемах. Например, фильм прошлого года «Язычники» Валерии Сурковой. Он более чем показателен, потому что затрагивает серьёзные вопросы, на которые у церковных людей зачастую нет заранее заготовленных ответов. И чем больше будет фильмов, в которых затрагиваются вопросы, на которые нет шаблонных ответов, тем лучше.

– Вы могли бы что-то привести как пример христианского нравственного кино в наше время?

– Сама фраза «христианское нравственное кино» вызывает у меня оскомину. Для меня христианским является любое кино, которое даёт человеку переживание глубинного катарсиса, помещая его лицом к лицу с Истиной. Кино, в результате просмотра которого человек по-иному начинает относиться к обстоятельствам своей жизни. Для меня, например, таким христианским фильмом было «Возвращение» Звягинцева, хотя там не было ни слова о Боге или религии. После его просмотра я ходил в состоянии изменённого сознания, настолько это резонировало с моими внутренними переживаниями. Тогда у меня что-то щёлкнуло, и отношение, как минимум, к своим собственным детям изменилось на всю жизнь.

Поэтому, мне кажется, это тупиковый путь, если мы хотим развивать в нашем кинематографе то, что мы называем шаблонным именем «христианское нравственное кино», потому что само представление об этом неверное.

Если мы посмотрим на Евангелие с точки зрения ветхозаветного священного канона и вообще ветхозаветных представлений, то Евангелие – это полнейшая чушь, которую могли написать лишь ничего не смыслящие ни в религии, ни в нравственности, ни в духовности болящие сумасшедшие люди, которых, как прокажённых, надо держать на большом расстоянии от любого здравомыслящего человека. Но поэтому Евангелие и сработало, оказалось более жизненным и жизнеспособным, нежели мощнейшая, укоренённая в многовековой традиции вера людей, глубоко – как мы бы сказали сейчас – воцерковлённых, которые находились в той системе координат, за которую Христос их очень хлёстко обличал, называя служителями сатаны и детьми геенны. Думаю, то же самое и с современным кинематографом. Конечно, нам хочется, чтобы оно – нравственное кино – было правильным, положительно-вдохновительным. Потому что, наверное, люди моего возраста смотрят на это через призму того, что видели в детстве, считая, что самым правильным было советское кино, где не было ни сцен насилия, ни каких-то откровенных сцен, когда смысл был достаточно прозрачен и понятен. Но мы были другие. И дети сейчас совершенно иные. И эти картины они вообще не воспринимают. Через 15 минут они достают свои смартфоны и начинают в них играть. Они вполне могут играть в какую-то игру и следить за развитием сюжета, потому что он вял и невыразителен для их нынешней «операционной системы». Я за то, чтобы сама концепция «христианского нравственного кино» была пересмотрена, чтобы это было кино, отвечающее слуху нашего сегодняшнего современника, которое должно сказать что-то важное, причём так, чтобы аудитория это услышала. Если она не способна услышать наше перепевание исторических событий, рассказов о святых, евангельских историй, это надо облекать в какие-то формы, через которые мы можем достучаться до любого человека, вдохновить его.

Вообще у нас есть свои сильные стороны. Прежде всего, это психологизм, попытка нырнуть в душу человека и как-то в ней поразбираться. Например, фильмы Андрея Тарковского, Звягинцева, мультипликационные прозрения Юрия Норштейна – и это лишь самая малая часть.

Христианское нравственное кино – это то кино, которое побуждает человека задуматься над собственным образом мышления и поведения и куда-то устремиться по направлению, близкому к указанному Христом в Евангелии. Для меня это христианское нравственное кино. Таким кино в этом смысле является, например, та же «Матрица». Был случай, когда один человек пришёл в храм и поблагодарил меня за то, что я ему благословил посмотреть этот фильм. Сначала он решил, что я сошёл с ума, но потом посмотрел и осознал для себя, что в семейной жизни может быть таким же, как Нео, – неуязвимым для злобных слов своей второй половины, может не реагировать на них, останавливать их в воздухе, как Нео останавливал пули, будучи от них независимым. Для меня это христианское кино, если человек может сделать такие выводы, если образ героя фильма будет работать на его духовное возрастание. Хотя, казалось бы, это всего лишь американский боевик.

– Но, если вернуться к отечественному кино, Вы считаете его сильной стороной именно психологизм?

– Я не специалист в области кино, не режиссёр и не кинокритик, моё мнение сугубо личное. Мне кажется, что любая вещь, которая сделана качественно, вкусно, профессионально, это уже интересно. В создании любого произведения есть две стороны: с одной стороны, вдохновение, какая-то харизма человека, с другой – техника, как это воплощено, насколько качественно превращено в продукт. Там, где они сочетаются, резонируют друг с другом, поддерживают друг друга, это хорошо. И в фильмах, присылаемых на фестиваль, эти две стороны хорошо видны. Бывает, что хорошая идея, замах на рубль, а удар получился не то, что на копейку, – в пустоту куда-то ушёл. А иногда, да, действительно, сочные, яркие фильмы.

Большая проблема, которую я вижу по номенклатуре фильмов, это практически полное отсутствие интереса к молодёжи, к детям. Они не входят в фокус тех, кто создаёт кино. Непонятно, почему. Есть неплохие детские фильмы среди того, что мне приходилось смотреть. Но мне сложно представить, что дети, спустя какое-то время, захотят их посмотреть второй раз. Они какие-то вялые в смысле внутренней драмы произведения. Авторы некоторых из этих фильмов даже не вполне владеют материалом, не понимают, чем живёт подросток или ребёнок, и проецируют своё видение. А дети живут в своей параллельной реальности и, когда они смотрят такой фильм, им неинтересно. Они видят, что это про каких-то придуманных детей, которым в виде атрибутов вложили в руки смартфоны, научили сидеть за компьютером и разговаривать современными словами. Но это дети, придуманные взрослыми. Вообще детское кино – это сложная тема, требующая большого участия. Порадовали меня некоторые анимационные фильмы.

В целом, процесс развития кинематографа идёт. Можно только пожелать помощи Божией, вдохновения, не останавливаться на том, что есть, и понимать, что не надо никому подражать, надо идти своим путём, искать свой язык, не врать самому себе и не пытаться подстраиваться. Очень неприятно, когда видно, как та или иная идеологическая составляющая вползает в фильм и придаёт ему определённый оттенок. Зачастую это опускает вполне неплохое кино на несколько пунктов ниже, поскольку попытка сделать его сверхактуальным вызывает отторжение.

– То есть такое приспособленчество в ущерб честности…

– Ну, да, как, скажем, надо плюнуть в ту сторону, куда стрелки показали, и все сегодня туда плюём… Например, в замечательных комедиях Гайдая обязательно где-то надо было вставить плевок в сторону Церкви. Убери его – и фильм ничего не потеряет. Сейчас это смешно смотреть. Эта антирелигиозная составляющая не работала ни тогда, ни сейчас, но осадок остаётся.

– Вероятно, сейчас, особенно на «Лучезарном Ангеле», наоборот, поклон в сторону Церкви?

– Заигрывания с Церковью тоже раздражают. Но как-то отходят от этого, наигрались уже. Я надеюсь, что уже перестают снимать слащавые фильмы о том, как всё прекрасно в Церкви. Это хорошо, потому что мы уходим от симуляции жизни к самой жизни, в которой человек остаётся человеком со своими страстями, со всеми своими добрыми и сильными сторонами. В Церкви человек интересен тем, как он меняется, прорывается сквозь себя самого. Если удаётся это раскрыть – это очень здорово.

– Каково Ваше общее впечатление от того, что пришло на фестиваль в этом году?

– Мне кажется, что в этом году было больше хороших фильмов, но сложных и противоречивых картин не было. Таких, как, например, «Язычники». В прошлом году я говорил, что с такими фильмами, которые не вписываются в парадигму фестиваля доброго кино и требуют своей интерпретации, надо тоже что-то делать. Возможно, придумывать для них какую-то номинацию. Мы не всегда можем говорить обо всём хорошем в лоб. Чаще всего такой разговор не работает. А если мы покажем, насколько это хорошее важно на фоне окружающего его плохого, – это уже по-другому воспринимается. Из Евангелия тоже можно вырезать все места, которые режут слух, где, например, Христос в гневе реагирует на какие-то поступки, – и мы что-то очень важное потеряем. Я бы не стал бояться остроты, напряженности постановки вопроса, даже если сейчас нет на него ответа. Внутри Церкви тоже есть вопросы, на которые мы не знаем ответы. И не надо этого стесняться.

– Отец Павел, и последний вопрос: что для Вас как для эксперта Духовного экспертного совета является главным в фильмах, чем Вы руководствуетесь в первую очередь при вынесении своего решения?

– Мне хочется видеть среди отобранных фильмов такие, которые надо смотреть с определённым участием ума и сердца. Кино, которое оставляет равнодушным, – это для чего? Для меня важна актуальность вопроса, который поставлен в фильме. Не обязательно, чтобы были расставлены все точки, но если вопрос актуален – можно о чём-то говорить. Искусство – это же по большому счёту такой обман, который оказывается иногда подлиннее реальности. Если нас обманывают настолько грамотно, опытно и качественно, что у нас в душе остаётся отпечаток навсегда, это уже настоящее кино, даже несмотря на какие-то свои ошибки и недоделки. А если ты не можешь ничего вспомнить о фильме – может быть, это не проблема памяти, а проблема качества фильма.

– Да, понятно. Отец Павел, спасибо Вам большое за интересную беседу!

Беседовала Елена Чач