Интервью с экспертом Духовного экспертного совета фестиваля, доцентом кафедры филологии и кафедры библеистики Московской Духовной Академии иереем Дмитрием Барицким.

Священник Дмитрий Барицкий – филолог, кандидат богословия, преподаватель Московской Духовной Академии – живо интересуется тем, что происходит в кинематографе, любит фильмы Андрея Тарковского и разбирает их на занятиях со своими студентами. Уже второй год он является экспертом Духовного экспертного совета «Лучезарного Ангела».

– Отец Дмитрий, скажите, пожалуйста, в чём заключается Ваша работа эксперта?

– Я просматриваю фильмы, которые нам присылают, и пишу на них рецензии. Задача – оценить их не столько с точки зрения художественного достоинства, сколько с точки зрения созвучия христианской традиции. Конечно, я делаю скидку на то, что это именно художественные картины. А искусство всё-таки допускает свободу в интерпретации тех или иных явлений, даже если речь идёт о Священной истории. Поэтому для меня важно, чтобы не было хулы на Бога и Церковь, чтобы те или иные догматические заблуждения не были представлены как истина. То есть, чтобы автор сознательно не искажал нравственной и вероучительной истины. Нельзя специально, с умыслом, чёрное делать белым, а белое чёрным.

– По Вашим наблюдениям, люди, присылая фильмы, учитывают специфику фестиваля? Или то, что поступает, приходится сильно фильтровать?

– Скорее второе, чем первое. Мне кажется, что человек, работающий в сфере кинематографа, в определенный момент просто делает рассылку по фестивалям. Авось пройдёт. И порой он сам не очень хорошо представляет, каков формат того мероприятия, куда он посылает свою работу. Поэтому около 30 % – это картины, которые нам совершенно не подходят. В первую очередь, с точки зрения своего духовно-нравственного наполнения. Такое, увы, приходится не допускать. Хотя есть среди них и очень достойные фильмы в плане художественного решения. Из остальных 70-ти процентов – 30 % идёт на конкурс, а 40 % – на внеконкурсные показы.

– Отец Дмитрий, каковы Ваши общие впечатления от того, что Вам случилось рецензировать в этом году?

– Судя по тому, что я видел, процентное соотношение этого года от прошлого не отличается. Хотя, единственное, в этом году, как мне показалось, было много мотивационных фильмов. Это и «Тренер», и «Движение вверх», и «Со дна вершины», и другие. Вероятно, это связано с Чемпионатом мира, и вообще, с нарастающим интересом к спорту, а также с пропагандой спортивного образа жизни молодежи. Такие фильмы мне нравятся, потому что они заряжают позитивом, побуждают двигаться к своей цели. Думаю, ничего страшного, что они и не связаны напрямую с вопросами религиозно-нравственного порядка.

– Вы много смотрите современное кино?

– В последнее время меньше, потому что времени нет. Много душевных сил уходит на подготовку к лекциям и чтение специальной литературы. Хорошо, если изредка удаётся после работы посмотреть что-нибудь.

– Но всё-таки на фоне того, что Вы видели в связи с фестивалем и не только, Вы можете сказать, что в современном отечественном кино есть жизнеспособный импульс доброго, нравственного, христианского кино?

– Безусловно, есть. И картины такие выходят. Одна из последних, которая меня впечатлила, – «Ленинград 46». Глубокий, замечательный фильм. Причём в формате сериала. Кстати, этот формат, мне кажется, набирает в последнее время популярность и весьма подходит для того, чтобы детально проработать художественный мир кинопроизведения. Благодаря этому можно максимально глубоко обсуждать серьезные темы, остро ставить какие-то насущные проблемы, доносить до зрителя в полноте важные идеи решения злободневных вопросов. Жаль, конечно, что таких фильмов не появляется много.

– А как Вы думаете, почему не появляется?

– Вероятно, потому что для создания такого кино человек должен остро и глубоко переболеть тем, что в определенной мере созвучно с опытом жизни, о котором свидетельствует христианская традиция. То есть созреть как христианин. А потому это всегда будет штучное кино. И его не может быть много. Ведь христианство – это всегда о чем-то уникальном, особом, очень личном. То есть такие картины нельзя штамповать. Выходит в год один-два таких фильма – и слава Богу. Они не под заказ и не по установке сверху. Если так, то сразу будет чувствоваться фальшь. Хотя, повторюсь, очень жаль. Ведь приходится долго ждать каждую такую новую ленту и смаковать те, которые уже смотрел ранее.

– Вы говорите, что человек должен «созреть как христианин», – Вы имеете в виду путь христианский, религиозный, или вообще путь личностный, человеческий?.. Ведь многие режиссёры, снимающие глубокие фильмы, не являются людьми религиозными…

– Совершенно верное замечание. Помните, как говорил Тертуллиан: «Душа по природе христианка». То есть каждый человек, к какой бы культуре он ни принадлежал, в той или иной степени предчувствует Евангельскую истину. Если сказать об этом языком психологии, можно вспомнить Юнга, который говорил об архетипичности человеческого сознания. А наш культурно-исторический контекст, я говорю о контексте славяно-русской культуры, насквозь пропитан христианскими архетипами. Если русскому сказать: «Представь себе святого или праведного человека», – вряд ли его сознание нарисует образ тибетского ламы или еврейского мудреца-раввина. Скорее всего, это будет или преподобный Сергий, или святой Серафим, или блаженная Матрона. Если спросят, как ты себе представляешь путь святости и праведности, это будет путь жертвенного служения и страдания ради других. Но не путь сытости, благоденствия и достатка. А у тонко чувствующего талантливого человека интуиция к подобным вещам обострена во сто крат. Вспомните Андрея Тарковского. Ведь он не был церковным человеком. Увлекался даже восточной мистикой. Но его попытка наполнить этой мистикой свои фильмы, например «Сталкер», входит в жесточайший конфликт именно с христианской традицией, которую он впитал с молоком матери. И последняя явно доминирует. Взять хотя бы многочисленные христианские символы и цитаты из Писания, которыми якобы невзначай пропитан фильм.

– А какие темы Вас привлекают в современном кинематографе? 

– Здесь можно долго говорить, но из того, что всегда цепляет, – это тема нестандартности духовного пути. Знаете, мне очень понравился фильм «Орда». Замечательная притча, которую все почему-то хотят понять, как исторический фильм. Но ведь очевидно, что перед нами именно приточный образ, а уж потом – исторический. Это фильм о том, что такое святость, как она даётся человеку и что такое настоящее чудо. Это кино о том, что чудо «по щелчку» не совершается, что оно часто вымучивается, и его может совершить только тот, кто – как, помните, в песне «Наутилуса» – повисел на кресте: сначала повиси на кресте, а потом пойдём по воде гулять…

Ещё есть замечательный современный фильм «Монах и бес». Ещё одна притча, которую многие почему-то хотят прочитать как каноническое житие святого. Опять же приточно изображён путь святости. Да и идея на поверхности, если приглядеться: быстрее бес поверит в святого, чем люди, которые окружают этого человека и, в конце концов, даже убивают его. Путь к святости всегда нестандартен. Как сказал один из современных пастырей, «промысел – штука нелинейная». Вот точно так же и путь к святости – вещь нелинейная. Святость линейна только на иконах. Там всё гладко. Оно и понятно. Ведь это образец, который предлагает нам человека, изображённого с точки зрения вечности. Но каков был его реальный путь к этому состоянию? Скорее всего, это был скорбный путь, на котором он испытал многое, что мы и представить себе не можем, вплоть до опыта богооставленности, как Господь на кресте. Мне кажется, в фильме «Монах и бес» акцент делается именно на этом. Святость не может быть типична, подчиняться житийному канону литературного произведения, в реальности она всегда нестандартна. И хорошо, что есть талантливые люди, которые об этом говорят при помощи кинематографа. Это своеобразная проповедь.

– Вы сейчас назвали полные метры. Но по тому, что Вы видели в этом и в прошлом году в связи с фестивалем, можно сказать, что и в некоммерческих короткометражных фильмах это всё есть?

– Короткий метр – наверное, мой любимый жанр. Такие точечные зарисовки порой очень глубоки. Думаю, малые формы в кино можно соотнести с поэзией в литературе: в поэтическом слове смысл максимально сконцентрирован, оно лаконично, ёмко, и необходимо обладать настоящим мастерством и талантом, чтобы его подобрать. В коротком метре проявляется талант художника, по таким фильмам видно, чего режиссёр стоит на самом деле. Если говорить о коротком метре, который является форматом для нашего фестиваля, то здесь задача усложняется. Такие зарисовки не обязательно должны прямо говорить о Боге, вере и нравственности. Однако тот образный ряд, который они предлагают, должен естественно подводить зрителя к тому, чтобы задуматься о вопросах, которые непосредственно связаны с христианством. Это, на мой взгляд, высший пилотаж.

В этом отношении мне очень понравилась зарисовка «Последний трамвай». Это замечательный фильм про ту святость и праведность, которую можно было бы определить не как патериковую, а как житейскую, повседневную. Она про жизнь простого человека, который несёт свой крест, и никто, включая его самого, этого не понимает и не замечает. Он работает на каком-то заводе, разделывает рыбу, ходит в магазин, курит. Суета, в общем. Всё как у всех. Но при этом ещё и выхаживает психически больную мать. Все 20 минут хронометража об этом. И в итоге, когда у него появляется шанс сдать ее в лечебницу, потому что даже сиделки не выдерживают, он этого не делает. Замечательна финальная сцена: они вместе с матерью стоят и смотрят в окно, а там по улице, которая уже погрузилась в сумерки и зажглась вечерними огоньками, идёт вечерний трамвай. Я долго думал, почему фильм так странно называется, и какое отношение это название имеет к его содержанию. А потом меня осенило: ведь это как в притче Христа о работниках, которых наняли на работу последними. Они работали всего один час, но получили, как те, кто работал весь день. Их называют «работниками одиннадцатого часа». Вот и здесь: это как бы последний трамвай, куда может запрыгнуть человек, и Господь его всё равно спасёт. Спасёт за ту милость, которую он ближнему оказал в совершенно будничной, отнюдь не эпической ситуации.

Всё это не канонические образы святых, а образы людей, с которых никто и никогда икону писать не будет. Таких праведников только Бог знает. И вот – фильм о человеке, который буднично несёт свой подвиг… Хотя вроде бы ничего христианского в фильме нет…

– Религиозного нет, а христианское есть…

– Да, да, внешней религиозности – в смысле следования привычной обрядовой форме – нет, но, тем не менее, такие картины – подлинно христианские, очень глубокие. Думаю, таковым и должен быть формат нашего фестиваля. Ведь не обязательно прямо говорить о Христе. Это уже сделано апостолами и отцами, и вряд ли мы их превзойдём и скажем лучше. Когда речь идёт об искусстве, мы вольны ничего прямо о Нём не говорить. Однако мы можем наполнять свои фильмы Его присутствием. И кинематограф обладает огромным потенциалом для этого.

– Какие еще фильмы Вы хотели бы отметить? Может быть, Вас интересует какой-то конкретный жанр?

– Меня очень привлекает жанр социальной драмы. Например, те же фильмы «Дурак» и «Майор» Юрия Быкова. У нас, русских, такие фильмы хорошо получаются. И, мне кажется, это органичное развитие традиций нашей классической литературы. Ведь наша классика не развлекательна, а поучительна, назидательна. В ней всегда есть воззвание к совести. И это очень правильно. Я бы сказал, что это по-библейски верно. Ведь зачастую нам кажется, что христианство уходит от решения этих проблем, что оно говорит: «Потерпите, на том свете будет легче». Однако это неверное представление о христианском мировоззрении. И книги ветхозаветных пророков, и само Евангелие ясно свидетельствуют, что это не последние вопросы, которые волнуют Бога и Его святых. Поэтому здесь наш кинематограф выполняет очень важную функцию. На мой взгляд, в этом он является продолжателем традиций нашей классической литературы. Да и всей библейской традиции.

– Отец Дмитрий, спасибо Вам большое за интересную беседу!

 

Беседовала Елена Чач