С 1 по 7 ноября в Москве в кинотеатре «Тула» киносети «Москино» пройдет XIV Международный благотворительный кинофестиваль «Лучезарный Ангел» под девизом «Доброе кино». Фестиваль станет первым событием, которым откроется кинотеатр после реконструкции.

Программы «Лучезарного Ангела» ориентированы в первую очередь на детей, подростков, молодежь и семью. Это благотворительный проект – вход для зрителей на все кинопоказы и мероприятия фестиваля по бесплатным благотворительным билетам, заказ на официальном сайте – https://luchangela.ru/zayavka-na-bilety. Приглашаем зрителей на неделю бесплатного кино.

В рамках «Лучезарного Ангела» 5 ноября в 18.00 в зале № 2 кинотеатра «Тула» пройдет Творческая встреча с Эльером Ишмухамедовым, кинорежиссером, сценаристом, Народным артистом Узбекской ССР, Заслуженным деятелем искусств Российской Федерации, Лауреатом  Государственной премии СССР.

Незаурядная личность Мастера и его творчество соединили в себе токи двух культур, сделали произведения узбекского кинематографа мировым достоянием. Это и картина «Юность гения» (1982), и дипломная работа Эльера Ишмухамедова кинокартина «Влюбленные» (1969), ставшая культовым фильмом 1960-х. Его фильмография насчитывает более 25 художественных, документальных и телевизионных фильмов, среди которых «Нежность» (1966), «Встречи и расставания» (1973), «Прощай, зелень лета…» (1985), «Влюбленные-2» (2003), «Наследницы» (2001), «Третье небо» (2007), «МУР» (2011), «Гвоздь» (2014) и др.

Творческая встреча

с  кинорежиссером, сценаристом, Народным артистом Узбекской ССР, Заслуженным деятелем искусств Российской Федерации, Лауреатом Государственной премии СССР

Эльером Ишмухамедовым

Эльер Ишмухамедов – проводник и миссионер. Если бы его не было, его бы стоило выдумать. Своим творчеством он соединяет токи различных культур, вносит в мир новые токи и новые духовные коды.

Еще в 60-е, его фильмы «Нежность» и «Влюбленные» стали своего рода культурным взрывом, открыли иной образ бытия на экране. Казалось бы, что в них было столь удивительного? – ведь это были просто тонкие лирические драмы, не более. Но именно через них в узбекское кино, устаревшее по своему киноязыку и продолжавшее задыхаться в своем провинциализме, пришли шестидесятые, обнаруживалось дыхание современности со всей ее сложностью и внутренней тревогой. Зрители всей страны не только открыли себе подлинный современный Ташкент – в героях лент Ишмухамедова они узнали себя, заново обрели то экранное состояние, что впервые возникало в лентах начала 60-х – таких, как «Я шагаю по Москве» или «Застава Ильича». Эта линия уже исчезала в российском кино – в финале эпохи оно становилось все более мрачным, экзистенциальным, безиллюзорным. Но в самой жизни люди еще доигрывали свой праздник, свою прекрасную утопию легкой, счастливой, но, увы, хрупкой общности – последнего советского братства, последнего единения. И уже приходилось выходить из нее на индивидуальный простор, определяться на личностном, не на коллективном, уровне. И если подобное состояние российское кино переживало крайне драматично, Ишмухамедов озарил его светом последней уходящей гармонии и радости бытия – и ташкентское солнце, заполоняющее его ленты, было тому порукой. В финале десятилетия он дал людям надежду, дал ощущение внутренней тверди – несмотря на все треволнения бытия.

И – продолжал создавать свое кино, где национальные мотивы неизбежно входили в глубинный диалог и с европейскими и с российскими кодами осмысления жизни. Только все более жестким и напряженным становился язык фильмов Ишмухамедова. И если герой 70-х, пройдя сквозь ряд душевных испытаний, еще находил спасение в частном бытии («Птицы наших надежд»), то далее идеалисты из его лент, эти последние шестидесятники, схватку с бытием уже полностью проигрывали («Какие наши годы!», «Прощай, зелень лета») – их утопия не выдерживала столкновения с давящей и разрушающей их реальностью. Подобный взгляд на реальность опять-таки удивительно точно соответствовал общему духовному настрою времени, звучал его пронзительно точным лирическим камертоном. И в этом звучании слышались уходящие токи шестидесятых – герои Ишмухамедова вступали на путь долгого и затянувшегося прощания с прекрасной утопией, а потому и слышались в этом прощании все более трагические нотки.

Последний шестидесятник Ишмухамедов пронес сей образ долгого прощания со своей юностью и со своими идеалами через все 70-е и 80-е годы – и здесь он уже был единственным во всем отечественном кино, кто соединял не только культурные коды, а образы разных эпох. Соединял даже уже тогда, когда о шестидесятых все почти и забыли – исчезли они с экранов последующих десятилетий, стали забываться и язык их, и все их состояние.

Ишмухамедов был единственным, кто последовательно создавал образ Памяти о недавнем прошлом – о лучшем советском времени, открывшем миру целый космос новой духовной и творческой свободы. А, может быть, и открывшем миру Бога – хоть шестидесятники ничего о Нем и не знали, и сознание их оставалось атеистическим. Может быть, поэтому их утопия в итоге и задохнулась. Рано или поздно пришлось с ней окончательно проститься и Ишмухамедову – в фильмах «Прощай, зелень лета» и «Шок» была поставлена точка.

Но тут начался новый период в творчестве режиссера, и первый заход в него он сделал в начале 80-х фильмом «Юность гения», рассказывающим о становлении Авиценны. Однако дело было не только в заглавном герое ленты. Ишмухамедов опять вносил в мир Миссию. Ибо лента его впервые наконец-то явила на экране не привычный для узбекского кино соцреалистически-постный образ дореволюционной Азии, состоявший из полного мрака и делившийся на жестоких угнетателей и наивных угнетенных, а мир чрезвычайно сложный, отдельный, со своим глубинным укладом, со своими устоями и понятиями, порой даже и не очень понятными зрителю из других культур. Сие непонимание было отнюдь не удивительно – оный зритель уж слишком привык наблюдать Туркестан «насреддиновский» – и это еще в лучшем случае – а чаще просто примитивный и к подлинной истории никакого отношения не имевший. «Юность гения» до сих пор особняком стоит в среднеазиатском кино. Эта линия в творчестве Ишмухамедова, конечно, могла бы продолжиться – и должна была продолжиться! – вместе с его постоянным автором Одельшей Агишевым он задумал мощный блокбастер, где сквозь показ различных временных пластов из жизни великих людей Туркестана, возникал доселе не виденный нами азиатский мир – мощный и неоднозначный.

Увы, этот замысел не состоялся – пришли 90-е, – много обещавшие и мало сделавшие. Не хватило денег. На 15 лет Ишмухамедов исчезает из кино, и все уже начинают поговаривать о его творческом кризисе – хотя никакого кризиса не было, были мучительные годы попыток воплотить задуманный фильм.

Но проходит и это время, и – Ишмухамедов возвращается обновленным. Начиная с психологической мелодрамы «Наследницы», он выходит в совершенно новый период своего творчества – создает открыто зрительское кино. Его режиссерский почерк становится острее, и, казалось бы, лирическое начало почти исчезает. Но нет – последний шестидесятник нашего кинематографа продолжает сохранять его в состоянии любви, пронизывающей его ленты. И это не только мелодраматические коллизии, пронизывающие последние его фильмы, это любовь к миру, это насыщенный тревожным драматизмом, но удивительно гармоничный, взвешенный, легкий и некатастрофичный взгляд на реальность. Режиссер по-прежнему идет к миру с открытым забралом, чтобы тот подсказал ему самые различные смыслы бытия. И мир открывается навстречу. А в этом и был заключен главный код шестидесятничества.

Миссия Эльера Ишмухамедова продолжается.

Ведущий творческой встречи
Александр Шпагин,
кинокритик, киновед, журналист