Игровой полнометражный фильм «Рубеж» режиссёра Дмитрия Тюрина занял третье место в конкурсе «Лучезарного Ангела». Динамичная картина со спецэффектами неожиданно переносит зрителей из современности в 1940-е годы, обращаясь к событиям Великой Отечественной войны и поднимая весьма непростые вопросы, связанные с темой памяти.
– Дмитрий, скажите, пожалуйста, как возникла идея фильма «Рубеж» и что было наиболее трудным при создании кинокартины?
– Идея возникла у автора сценария Александра Шевцова, который известен своими сценариями фильмов «Мы из будущего». Мне позвонил продюсер Джаник Файзиев, которому сценарий показался интересным, и мы дальше вместе стали его разрабатывать, придумывать новые ходы.
– В этой истории было что-то такое, что лично для Вас было близко и важно?
– Мне показалась интересной и актуальной главная идея этого фильма. Речь идёт о необходимости помнить свои корни и знать о том, кем были наши предки. Кто всерьёз этим занимается? Кто в нашей стране знает своих предков дальше дедушки, в лучшем случае – прадедушки. 90% нашего населения не знает своих корней, считая, что это в порядке вещей. В то время как на Западе люди помнят несколько поколений, начиная с XVI–XVII вв., сохраняют память о своих предках и передают её своим детям. У нас этого не происходит, потому что ХХ век был очень страшным для нашей страны: и революция, и Гражданская война, и сталинские репрессии. Люди отказывались от родственников. И как-то мы привыкли к тому, что это неважно. Мы Иваны, не помнящие родства. И дети наши такими будут. И о нас забудут через два поколения. Мне кажется, такое беспамятство очень страшно, и важно когда-то начать собирать эту информацию и передавать дальше своим детям. Мне хотелось, чтобы об этом задумались.
Фильм адресован молодой аудитории, то есть тем ребятам, которым пока есть, у кого спросить, у которых есть живые бабушки и дедушки. Вот у меня, к сожалению, уже никого нет, даже родителей. Я к сорока годам понял, что это важно, а спросить не у кого. И по каким-то крупицам приходится собирать информацию. Мой дед пропал без вести на войне, и сейчас, к сожалению, уже невозможно про него узнать. О прадеде вообще нет никакой информации. Это страшное беспамятство, которое нужно исправлять.
Хотелось, чтобы зритель, выйдя с просмотра, задумался об этом. Не в императивном контексте задумался, а на эмоциональном уровне почувствовал, что было бы здорово просто знать, кем был его дед. Не важно, воевал или не воевал. Ведь наши предки в любом случае прожили какие-то интересные жизни, у них были свои судьбы. И отголоски этих судеб отражаются на нас. Мы даже не подозреваем об этом, но всё равно на генном уровне эти люди продолжаются в нас, и мы до конца не сможем понять себя, пока не узнаем, кто был до нас. Мне показалось это очень важным и актуальным, а об этом никто на серьёзном эмоциональном уровне не разговаривал.
И, возвращаясь к Вашему первому вопросу о том, что было самым сложным. Сложно в игровом жанровом и, по сути, развлекательном кино затрагивать такие важные вопросы, которые попахивают формализмом и государственной программой, то есть тем, что от нас на самом деле далеко. Хотелось достучаться через эмоцию, чтобы зритель прочувствовал и сам для себя решил что-то узнать о своих предках. Это была важная и архисложная задача.
– Дмитрий у Вас в фильме много предметов и примет блокадного времени, причём очень точных деталей, – как удалось так точно и тонко воссоздать реалии того времени?
– Мы, в первую очередь, конечно, поехали на Невский пятачок. Поскольку действие разворачивается там, и это такой многострадальный кусочек земли, про события на котором до последнего времени ничего не рассказывалось, по понятным причинам. Советской власти не хотелось признавать своих ошибок, а это, безусловно, была ошибка: положить такую массу людей и ничего не добиться. Плацдарм просуществовал почти два года, но блокаду прорвали не с него, а выше по течению. Конечно, сейчас нам легко судить, зря или не зря были положены 200 тысяч человек. Безусловно, надо было что-то делать, но как бездарно это было сделано, это ужасно… человеческая жизни вообще ничего не стоила. Поэтому до 90-х годов это замалчивалось.
Но энтузиасты из числа поисковиков начали там копать ещё в 1970-е, их гоняли, запрещали им раскопки, они работали тайком… Потому что на Невском пятачке, как и во многих других таких местах, связанных с жестокими и неизвестными страницами нашей войны, бойцов даже не хоронили. Как их стащили в траншею – так и всё, их никто не перезахоранивал. В отличие от немцев, которые приехали после войны и либо на месте сделали захоронение, либо увезли останки в Германию, их могилы в идеальном состоянии. У нас ничего такого не происходило. Более того, пригнали бульдозер и всё это заровняли. И кости 200 тысяч человек остались не погребёнными. И ребята-копатели с 1970-х годов начали это всё раскапывать, идентифицировать, находить родных, оповещать. Мы пообщались с этими поисковиками, которые там работают с 1970-х. Это было очень интересно, они нам устроили не одну экскурсию по Невскому пятачку.
Сразу после войны на этом месте построили дачи. И люди до сих пор живут на костях. Поисковики рассказывают: «Мы ходим и говорим: “Под вами люди лежат, дайте мы их выкопаем и захороним по-человечески”. Кто-то пускает, кто-то – нет. Кто-то сам обращается: “Мы не можем спать, какие-то тени, шаги по потолку, полтергейст”». Можно верить или нет, но таковы факты. И поисковики рассказывают, что из-под такого-то крылечка достали 18 человек, из-под баньки – 90. Такие масштабы.
И много деталей поисковики подсказали, поскольку они на пятачке работают уже 30–40 лет и участвовали, в том числе, во вскрытии блиндажа. Большинство персонажей и деталей восстановлены в соответствии с исторической реальностью. Что-то ребята подсказали, что-то есть в архивных данных. Но вообще рассказы людей, которые многие годы своей жизни провели в раскопках на этом месте, были для нас важнее документов.
– Дмитрий, спасибо Вам за такой интересный рассказ! И поздравляю Вас с наградой «Лучезарного Ангела»!
– Спасибо!
Беседовала Елена Чач
