2 ноября на «Лучезарном Ангеле» будет организована творческая встреча с Народным артистом Российской Федерации, кинорежиссёром, сценаристом, актёром, продюсером, педагогом Владимиром Ивановичем Хотиненко. В рамках мероприятия запланирован показ его фильма «Зеркало для героя». В преддверии кинофестиваля Владимир Иванович согласился дать интервью о фильме и его создании.

– Владимир Иванович, расскажите, пожалуйста, что для Вас фильм «Зеркало для героя», и что, на Ваш взгляд, он может дать сегодняшнему зрителю?

– Я как автор могу заблуждаться, но мне кажется, что эта картина не устарела по всему – и по приёмам, и по смыслам, которые там есть. До этого я снял две картины и, честно говоря, даже закрадывалась мысль, что, может быть, я зря сменил профессию архитектора на профессию режиссёра. Потому что, хотя я и имел призы за снятые картины, но не чувствовал того, ради чего это стоило затевать, не чувствовал, что я снимаю кино. И только уже в процессе съемок «Зеркала для героя» у меня появилось ощущение, что ради этого стоило морочиться.

История возникновения фильма замечательная. У меня в плане была третья картина на Свердловской киностудии, и была неплохая идея: молодые ребята-новобранцы едут в часть, такое роуд муви в поезде. Договорились с очень известным драматургом, он написал историю, я уже в запуске, есть сроки. Приезжаю в Москву к автору сценария, он мне читает текст, – и я оказываюсь перед выбором: он маститый драматург, я, в общем, ещё никто, но осознаю, что если соглашусь, назад уже дороги не будет, а я понимаю, что – нет. Я набираюсь смелости, говорю ему, он охотно соглашается: он сам чувствует, что это немножко не то, что я хотел.

А незадолго до этого мне главный редактор Свердловской киностудии Леонард Толстой дал почитать повесть Рыбаса, которая так и называлась: «Зеркало для героя». Там не было повторяющегося дня, но был сам момент попадания людей в 1949-й год. У меня в голове эта история крутилась. И я, буквально выйдя за дверь этого маститого драматурга, ломанулся в Госкино, где был замечательный председатель Николай Яковлевич Сычев, которому я благодарен по гроб жизни. Пробиваюсь к нему на приём, он меня принимает, и я ему начинаю рассказывать эту историю из «Зеркала для героя», что-то придумывая по ходу. И дальше – как такие магические моменты в жизни возможны, это называется судьба или какой-то промысел, – он мне говорит: «Хорошо, я тебя запускаю. В эти же сроки уложишься? В эти же деньги уложишься?» – я отвечаю: «Да». Он сказал: «Я тебя запускаю, принесите заявку», – ведь надо было соблюсти формальности.

И я от него несусь к Наде Кожушаной, начинаю ей рассказывать эту историю. Ну, она никогда ничего с восторгом не воспринимала. Но буквально через несколько дней Надя звонит: «Приезжай». Я приезжаю, она меня встречает словами: «Только не говори “нет”! Только не говори “нет” сразу!» И рассказывает, что придумала принцип повторяющегося, зацикленного дня. И всё: я понял, что кино есть. Идеи зацикленного дня до фильма «Зеркало для героя» в кино не было никогда. Надя Кожушаная придумала новый драматургический приём, это её заслуга. Потом в «Дне сурка» у нас это стырили – причём тут даже вопросов нет, что стырили, потому что наше кино было известным, оно показывалось на разных фестивалях.

В общем, такая цепь совершенно магических событий. Плюс я до этого Колтакова снимал, и у меня не было сомнений, что он должен играть в этом фильме. Потом я познакомился, работая у Никиты Михалкова на «Родне», с Иваном Бортником, и тоже хотел его снимать. У меня была эта пара, и мне не нужно было делать больше никакие пробы. И был город Донецк.

И дальше – тоже с приключениями всё шло. Это была первая картина, которую я снимал на плёнку Kodak. Тогда Kodak привозили из-за границы, это тоже свои приключения. Но главное, что я тогда понял, что делаю кино. Надо было для просмотра материала договариваться с кинотеатром, там плёнку смотрели без звука и монтажа всей съемочной группой. И тогда, во время просмотра, у меня появилось замечательное ощущение, что это то самое.

Мучились с финалом. Мы с Надей даже поругались на этой почве и несколько лет не общались. Она придумала какие-то свои варианты, по-своему любопытные, перестроечные, где герой закапывал отца… Я говорю: «Нет, Надя». И мы с ней даже поссорились. Что характерно, когда мы с ней были в этой долгой размолвке, мне приснился сон, что мы встретились, плачем, обнимаемся, просим друг у друга прощения… чуть ли не в слезах проснулся. Я не слишком сентиментален, но это было очень пронзительно. И буквально на этот или на следующий день была какая-то передача на телевидении про Свердловскую киностудию. Я прихожу – и она там. И мы за кулисами с ней помирились, обнялись. Можно сказать, сон реализовался. И вскоре она ушла в мир иной. Слава Богу, что мы до этого успели помириться, иначе мне было бы тяжело.

Так вот, я снимаю кино, а финала нет. У нас предпоследний съемочный день, мы снимаем в 150 километрах от Донецка сцену субботника. И всё хорошо, только на меня вся группа смотрит, потому что знает, что финала этой истории нет.

А там у нас была игровая машина «Победа», которая оказалась живучей необыкновенно: она у нас в кадре переворачивалась из дубля в дубль. Я с каскадёрами на ней возвращаюсь в Донецк. Завтра последний съемочный день, и есть 150 километров, чтобы придумать финал. Терриконы, закатное солнце, всё красиво, машина едет… я в полном ужасе, потому что финала нет. Сколько времени прошло, а как будто вчера всё было… И вот уже замаячил Донецк – и вдруг я просто увидел все кадры. Подсознание – оно же у нас, как компьютер, работает – выстрелило это всё в стрессовой ситуации за 10 минут до Донецка: герой приходит и видит самого себя, и тот его видит – и всё сложилось. Приехал, группе рассказал, устроили аплодисменты. На следующий день сняли эту сцену, и фильм был готов.

Эта картина принесла мне славу, после неё я стал известным режиссёром, она пользовалась популярностью. Ко мне не было отбоя от журналистов, все хотели интервью. Через некоторое время (были уже мощные либеральные потоки) один уважаемый редактор одного известного журнала где-то написал, что этот фильм льёт воду на мельницу сталинизма. И как отрезало! Я стал временно нерукопожатным.

Но для меня это на самом деле тогда уже не имело значения. Моё личное отношение к фильму сформировалось, потому что я снимал его для своих родителей. У меня там герои одеты, как одевались мои папа и мама (я показывал художнику по костюмам фотографии моих родителей). Боря Галкин, игравший отца Сергея, был одет, как мой отец. Я снимал для родителей и этого поколения, которое тогда вычёркивалось из социума, им как бы говорили: «Вы все виноваты, при вас эти злодейства творились». Это невероятно убогая формула – «вы все виноваты, не только Сталин, а всё ваше поколение». А я смотрю на эти фотографии – там сидят мама и папа, они живут нормальной человеческой жизнью, любят друг друга, у них есть дети. Они ведут себя с достоинством, они ни на кого не настучали.

У мамы отец в лагерях умер. Тоже отдельная история: такой здоровый был человек, 2 м 6 см ростом, ему выходить на свободу надо, он сходил в баню, надел чистое бельё, лёг на лавку и умер. Его уже отпустили, а он умер. Я, кстати, картину «Рой» снимал в местах, где были эти лагеря, пытался найти его могилу, но он был похоронен где-то в общей могиле – и всё.
Отец моего отца погиб на фронте. Позже моя сестра разыскала его могилу. А сначала он был без вести пропавшим.

У мамы брат Коля был лётчиком и трагически погиб. И так далее. То есть это всё люди, которые жили человеческой жизнью. Тогда я для себя сформулировал, что времена могут быть всякими, но всегда есть вопрос личного достоинства в этой жизни. Вопрос: достойно себя человек ведёт или нет. А всякие сложности – это просто повод проявить себя, свои человеческие качества.

Вот, в общем, то, чем было для меня «Зеркало для героя». И вот буквально вчера на пресс-конференции по моему новому фильму о Ленине ко мне подошёл молодой человек, который сказал: «”Зеркало для героя” – это картина и моя, и моих родителей». И я глубоко убеждён, что если я сейчас пройду по улице метров 300, подойдёт какой-нибудь человек и скажет: «Спасибо Вам за “Зеркало для героя”».

Хотя фильм получил в своё время специальный приз жюри на Всесоюзном кинофестивале, и я был обласкан критикой, но для меня самый главный приз – то, что мама успела посмотреть картину (папы уже не было). Она была достаточно сдержанным человеком. Но я увидел, что она видит себя, её подружки видят себя… Мне важно было снять что-то такое, что укрепило бы это поколение. Ведь что значит «я пожил здесь зря»? Это жестоко. Жили не зря, жили по-человечески, со всеми слабостями и всем прочим.

И вот уже 30 с лишним лет прошло, а до сих пор подходят и говорят: «Спасибо Вам за “Зеркало для героя”».

– Владимир Иванович, я встречала различные трактовки финала Вашего фильма, но хотелось бы услышать от Вас: герои вернулись или они что-то повернули в прошлом, так что вернуться уже не могли?..

– Они себя повернули – это главный момент. Ведь там предлагается взять попробовать: так не получилось? – да, не получилось… а если так?.. Там есть принципиальный диалог, написанный Надей, когда герой Колтакова говорит, что они же не люди – взял, стёр… они ничего не помнят. А герой Бортника говорит: «Они меняются. Если изо дня в день повторять одно и то же – они запоминают. Нужно только ежедневно и с полной отдачей».

Это ключевой момент: каждому из героев предлагается взять и проверить, что будет, если так или вот так попробовать, что-то сделать с нашей трагической историей. И главное, что они, попробовав всё, делают свой выбор: один рождается, поскольку это день его рождения, а другой рождается метафизически, погибнув, взорвав сам себя. Он хочет взорвать эту чёртову шахту, но там люди, и он фактически взрывает сам себя. И тоже перерождается. В этой жизни он всё равно в новом качестве – отсидевший, незаслуженно пострадавший из-за этой же шахты и так далее, но так или иначе очищение произошло. Это в конечном счёте история очищения.

– И в финале «Ныне отпущаеши…» задаёт особый тон… получается, душа героя успокоилась…

– Да, это же «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко…» Дело в том, что эта тема пронзительно звучит в картине «Несколько дней из жизни И. И. Обломова», в сцене, где мальчик бежит по полю. Александр Адабашьян даже чуть-чуть обиделся, что я её взял. А я крутил-крутил, слушал другие варианты исполнения, но понял, что надо именно этот. Для меня это был и какой-то привет… Во всяком случае, я понял, что без «Ныне отпущаеши» обойтись не могу, и мне нужна именно эта партия.

И там есть замечательный момент, когда в 1949-м мальчишка, который погиб в шахте, ходит с патефоном, а потом Иван Бортник в финале ходит так же. Когда я готовился к съемкам, я пришёл на День Победы к Большому театру, там собирались ветераны. И я увидел эту сцену. Ветераны танцевали, а между ними ходил молодой парень с патефоном, играющим какую-то старую мелодию. Невероятно пронзительно. И я подумал, что это обязательно нужно снять. Так что этот крайне важный компонент я взял из жизни.

– Владимир Иванович, спасибо Вам большое за интервью!

Творческая встреча с Народным артистом Российской Федерации, кинорежиссёром Владимиром Хотиненко (с показом фильма «Зеркало для героя») будет проходить в рамках проекта «КиноЗеркало Истории» кинофестиваля «Лучезарный Ангел» в зале «Конев» кинотеатра «Поклонка» 2 ноября с 15.00 до 18.30.

Материал подготовила Елена Чач