Предлагаем вниманию читателей вторую часть интервью с председателем Жюри конкурса документального кино XX кинофестиваля «Лучезарный Ангел», деканом Высшей школы (факультета) телевидения МГУ им. М.В. Ломоносова, известным журналистом и политологом Виталием Третьяковым. Первую часть смотрите ЗДЕСЬ ⇒

 

– Виталий Товиевич, сегодня военные репортеры, документалисты едут в зону боевых действий, рискуя своей жизнью. Как вы считаете – достаточно ли их поддерживает государство? Насколько успешна сегодня наша информационная политика в целом?

– Я считаю, что наша информационная политика, которая неизбежно сопровождает любые военные действия в любые века, начиная с наполеоновских войн, сегодня недостаточно эффективна.

Но тут есть две проблемы.

Когда я возглавлял «Независимую газету» (это было во время первой чеченской кампании, потом была вторая, конфликт в Приднестровье, разгром Югославии), естественно, у меня были военные корреспонденты, которые работали в горячих точках. И это были единственные журналисты, которым я не рассказывал, что и как делать, даже если они не имели достаточно опыта, были молоды.

Я могу за любого написать материал, на любую тему, даже на музыкальную, и это будет не сильно хуже, чем у специалиста, таков мой опыт. Но военным корреспондентам я не давал никаких рекомендаций кроме одной, хоть сейчас она и звучит повсюду и превратилась в банальность: «Берегите себя, минимально рискуйте, чтобы живыми и здоровыми вернуться домой, в редакцию, к своим семьям».

Это особая профессия, особый характер людей, особая натура. Большинство военных корреспондентов рвутся туда, их не нужно посылать, заставлять, им нравится быть в этой очень специфичной обстановке. И на фронте обостряются чувства патриотические, которые здесь, в Москве, тоже присутствуют, но в несколько абстрактом виде.

Военные репортеры – особая профессия и характер людей, которые обычно сами стремятся на фронт

В последние два года я приглашал к нашим студентам Марину Ким, Надану Фридрихсон, которые сняли очень интересные фильмы о войне. И они рассказывали о своей жизни на фронте больше, чем показано в кино. Потому что далеко не все можно показать.

При этом, когда я вижу эти многочисленные военные репортажи, потоком идущие в ток-шоу, новостных выпусках, информационно-аналитических программах, то замечаю определенные недостатки, скажем, повторы картинки – дают одно и то же. Вот солдат стоит, вот стреляет, вот батарея, орудия, закамуфлированные или нет. Одно и то же много раз.

Но в журналистике нельзя каждый день рассказывать об одном и том же, тем более в одной и той же форме. Просто не будут твою газету покупать, если ты все время пишешь одинаково! В этом и проблема журналистики: события повторяются, а писать, снимать нужно так, чтобы отличалась сегодняшняя газета от вчерашней, ну и еще от конкурентов.

В Сети сегодня тоже часто замечают: одна и та же картинка, вот мы штурмуем, или они штурмуют, или отбиваем какой-то посёлок. Показывают какие-то гаубицы, которые стреляют, но почему-то мы никак не начинаем наступление. Это они всё какое-то наступление продолжают.

Зрители на эту монотонность текущей военной кинодокументалистики, теледокументалистики реагируют эмоционально. А я профессионально понимаю, в чём здесь проблема.

Люди жаждут победы. В бой поднялись, идут, бегут со знаменем, ворвались, врагов всех уничтожили и пошли дальше. Вот чего ожидают люди от своих воинов – те, кто сидят в тылу и желают им, своей стране победы.

И опять же – от этого зависит поддержание высокого градуса отношения русской, российской аудитории к определенным событиям, поддержки наших военных и так далее.

Но это не очень-то и покажешь.

– И где же выход?

– Как известно, многие и документальные фильмы времён Великой Отечественной войны, и знаменитые классические фотографии того времени были постановочными. То есть да – репортёр, фотокор во время боя что-то такое увидел, но не успел снять (да тогда и техника ещё была такая, что этого невозможно было сделать). Поэтому после боя спокойно поднимают на бруствер человека, предположим, с пистолетом в руке – получается вроде бы документальный кадр. А в реальности – постановочный.

Обычно военные корреспонденты максимально имитируют вхождение в боевую жизнь. Но, понятное дело, что в реальных боевых действиях они, как правило, не участвуют. А если бы участвовали, то там снять практически ничего невозможно, если ты станешь снимать, ты будешь мешать своим бойцам просто.

– А как вы считаете, можно ли вообще объективно освещать то, что происходит на фронте?

– Никакая журналистика объективной быть не может. И тем более она не может быть объективной при военном столкновении. Либо ты со своей армией, со своим народом, со своей страной, либо нет – но тогда ты работаешь на врага. Повторяю, никакой объективности здесь быть не может.

Но я даже не это имею в виду. А то, что объективность, самые примитивные требования к репортёрам в обычной обстановке – максимально точно показать, где что происходило, кто участвовал, кто свидетели – на войне недопустимы. Ты будешь раскрывать секреты твоей армии, твоих воинов, если ты всё точно о них расскажешь – где они, кто они, что они делают и так далее.

Это проблемы военной журналистики, военной документалистики. Поэтому многие вещи просто не снимаются.

А потом, когда делают большие документальные фильмы на основе того, что было снято, что-то всё равно цензурируется, самоцензурируется. Потому что война – это кровь, одни люди убивают других, и не людям, сидящим в кабинетах, на диванах, быть тут судьями.

 

Ложь – во спасение?

И еще одна проблема. Информационная война в период боевых действий неизбежно включает ложь с той стороны. Они хотят тебя победить, деморализовать твоё население, твою армию, вызвать сомнения в способностях наших командиров и так далее. То, что Украина активно этим пользуется, сомнений нет.

При этом у многих, кто руководит журналистскими, телевизионными коллективами, основной тезис такой – ложь можно победить только правдой. Правда побеждает ложь. То есть считается, что документальное кино – это максимальная правда.

Но фильм о войне, снятый с той стороны украинцами, и такой же фильм – с нашей стороны – это, как минимум, две разных интерпретации одного и того же. Как минимум, две разные правды. Но часто – просто дезинформация.

Даже в более спокойные времена в политике дезинформация всегда использовалась. Тем более в кризисные, в военные времена.

Я считаю, что ложь нельзя победить только правдой, особенно массовую ложь, а информационная война – это массовая, массированная ложь. Правда далеко не всегда побеждает, это мы прекрасно знаем даже из обыденной жизни. Оболгать человека легко, а вот отмыться от этой лжи правдой очень непросто. Особенно если люди специально этим занимаются, делают это много-много раз, каждодневно.

Ложь чаще всего сильнее правды по воздействию, по крайней мере, кратковременному.

И я считаю, что мы тоже должны использовать ложь в борьбе против лжи. А следовательно, и скрывать некоторую правду. Когда с той стороны против тебя, бесспорно, используют ложь как оружие массового уничтожения твоего морального духа, морального духа населения, занять позу, что мы тут только правдой победим, неправильно.

– Получается, в ответ тоже нужно массово лгать?

– Сейчас я на этот вопрос не буду отвечать. Это требует долгого разговора, я просто закончу мысль – удовлетворяет ли меня информационная политика? Нет, не удовлетворяет. И не только меня. Многим не кажется убедительной деятельность российских средств массовой информации, массовой коммуникации в рамках этого конфликта. Кажется слабой даже.

Я уж не говорю, что идет дезинформация через художественное кино, которую дают на Запад украинцы, плюс то, что производят сами западники. Таким образом, эффект многократно увеличивается.

Отсюда и родился этот уже банальный анекдот, в разных интерпретациях. Два русских солдата сидят на развалинах Капитолия в Вашингтоне, уставшие, победившие, и один другому говорит: «Но информационную-то войну мы проиграли». У многих такое ощущение, что информационную войну мы проигрываем.

А это имеет прямое отношение и к кинодокументалистике.

 

О вере и недоверии

– Сегодня информационная война ведётся в первую очередь в Интернете, где многое отдано на откуп глобальным (да и нашим) информационным платформам. И урегулировать проблему на уровне национального законодательства уже практически невозможно. Как тут быть? Как защитить себя, российское общество?

– Это долгий разговор, непосредственного отношения к кинодокументалистике не имеющий. Могу сказать лишь то, что человек, который во что-то верит – максимально защищён ото лжи по поводу этой веры. Следовательно, победить можно, только максимально убедив, что ты, твоя страна правы – причем не в данный момент, этому должна предшествовать большая предварительная работа: образование, воспитание, информационная политика. А если много рассказывать, какой была плохая царская Россия, какой был плохой Советский Союз и так далее, в какой-то момент этого всего не станет. Мы видим, как многие наши даже историки негодуют по поводу советского периода. Проклинают всё, включая жизнь, и даже своих собственных отцов и матерей, как будто они у них были мерзавцы.

Так что капитальный ответ такой – победа на информационной войне куётся не в момент того, когда эта война совершается.

Технические некоторые вещи можно изменить, что-то дозировать, что-то чаще показывать. Цензура тоже нужна, на пустом месте она никогда не возникала. Другое дело, что иногда она перехлёстывала через край в нашей стране, в определённые исторические периоды. Но ограничение, табуирование, защита сакральных ценностей должны быть – от насмешек, издёвок – это нормально. Нельзя, например, насмехаться над своими родителями. Не потому, что они не заслуживают насмешек, а просто потому, что ты их сын. Даже если они плохие, неприлично, непристойно говорить о них плохо. Хотя их недостатки ты, может быть, знаешь лучше, чем другие. То же самое по отношению к Родине, к стране, к нации, к народу.

Но дело в том, что сегодня количество субъектов информационной деятельности многократно возросло. Все сидят в этих сетях, имеют блоги, аккаунты. Ввести цензуру в таких масштабах, даже в отдельно взятой стране, можно только техническими средствами. То есть отрубив какие-то сети полностью. На их месте возникнут другие. Поэтому нужны более тонкие методы работы, а главное – то, что я сказал. Человек, верящий в свою правоту, защищен: у него тоже могут возникать сомнения в действиях страны и правительства, но даже эти сомнения, а тем более вражеская пропаганда будут разбиваться об эту веру. Она схожа с религиозной и создается не в момент начала боевых действий, а формируется образованием, школой, институтом традиционных религий.

– В 90-е годы, будучи главным редактором «Независимой газеты», вы выпускали вкладку в газету, посвященную религии. Как связаны религия и политика, о которой писала «Независимая»?

– Многие сегодня упрекают Церковь в том, что она занималась политикой. Безусловно. Но тогда можно сказать, что это самая древняя политическая партия. Никакая современная партия в подмётки ей не годится – Церковь выжила, несмотря на все сложности, репрессии. Видимо, в ней, в её идеологии, в деятельности есть что-то такое, что позволяет ей выживать тысячелетия. То, что не нужно обществу, рано или поздно отмирает. Два самых долгосуществующих института в России – само Русское государство и Русская Православная Церковь. Причем у Русской Православной Церкви – гигантская историческая роль, в частности, в становлении Русского государства. Просто это не все понимают. Издёвки, насмешки над Церковью, над религией позволяют себе необразованные люди или провокаторы, с ними спорить бесполезно.

 

Доброе кино снимать сложнее

– Виталий Товиевич, кинофестиваль «Лучезарный Ангел» называется Фестивалем доброго кино. А что такое доброе кино, на ваш взгляд?

– Да, это интересный вопрос. Все кинофестивали, как я вам уже сказал, так или иначе имеют какую-то политическую подоплёку. С другой стороны, всегда существует стремление творческих людей показать что-то острое, какой-то конфликт. И тут для журналистов, кинематографистов кроется ловушка, которую я называю парадоксом Льва Толстого. Всем известна фраза, которой открывается «Анна Каренина»: «Все счастливые семьи счастливы одинаково, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему».

Это неправда, потому что все несчастные семьи несчастливы тоже одинаково. Все внутрисемейные конфликты давно и многократно описаны. К чему это я?

К тому, что журналистику не интересует доброе, счастливое, спокойное…

Все стремятся к спокойной жизни, но о счастливых семьях никто не пишет и не снимает кино. Или если раз в месяц на ток-шоу тебе покажут что-нибудь счастливое, остальные 30 дней будут демонстрировать интриги, убийства, изнасилования и так далее.

Документальные фильмы о счастливых семьях бывают, я их видел на кинофестивалях, но они, как правило, очень банальные, какие-то сусальные, неубедительные.

Да, интересный фильм о счастливой семье, о добром человеке снять гораздо сложнее, чем о злом – о насильнике, об убийце, о вечно конфликтующих семьях.

Поэтому мне особенно интересно будет посмотреть отобранные экспертной комиссией «Лучезарного Ангела» фильмы, которые вы называете добрыми.

И если кому-то это удалось в данном конкурсе и удалось так, чтобы можно было выйти за пределы этой банальности, сусальности – для меня как зрителя это будет особенно интересно.

Поэтому это тяжелая ноша – показывать доброту, чтобы она выглядела естественной, не специально сыгранной, а интересной, привлекающей зрителя, чтобы он не убегал из зала.

В принципе, эта проблема, повторяю, экзистенциальная или онтологическая.

Драматургия – это уже конфликт. А доброта – это отсутствие конфликта.

 

Пожелание юбиляру

 – Что можно пожелать участникам юбилейного кинофестиваля?

– Во-первых, я желаю им побед. Причём желательное побед с фильмами, которые действительно заслуживают наград, а не просто потому, что конкуренты оказались слабее. Вообще, каждый автор сам чувствует: это действительно его достижение или просто так ему повезло. Во-вторых, зрителям, да и кинематографистам, обществу в целом, я желаю, чтобы на этом фестивале в каких-то работах, тем более в отмеченных призами, было сказано что-то такое или таким образом, что мы, общество в целом, а не отдельные специалисты, не видели, не знали, не понимали. Это очень трудно. Современные средства массовой коммуникации, массовой информации охватывают всё и вся, обо всём рассказывают, иногда слишком болтливо. На фоне этой болтовни трудно выделиться чем-то действительно интересным, по-настоящему проблемным и незамусоленным. Но всё-таки, конечно, каждый автор к этому стремится.

И последнее: я желаю, чтобы каждый следующий кинофестиваль поднимался на более высокий уровень по сравнению с предыдущим. Должно быть движение вперёд. За счёт чего оно достигается? Во-первых, за счёт лучших работ. А во-вторых, благодаря тому, что жюри не ошибётся в своих оценках. Что оно отметит самых достойных, тех, кто хоть на шаг, а желательно на два продвинут вперёд нашу документальную кинематографию – в наше трудное, массово снимающее время. Туда, где что-то ещё не открыто, что-то не показано, не рассказано таким образом, как это удалось сделать участникам кинофестиваля.

– Благодарим, Виталий Товиевич, за пожелания и за этот разговор!

Беседовала Анастасия Симонова